и зайти в свой разрушенный дом, где родился и вырос"

О ситуации на Угледарском направлении, Донбасском протесте 2014 года и периоде "странной войны", а также личной мотивации, наградах, ранениях и многом другом журналисту издания "Украина.ру" рассказал офицер стрелкового батальона имени Андрея Первозванного ВС РФ, с позывным "Карат".

- Карат, на войну каждый приходит своим путем. Каков ваш?

— Вот сейчас я на реабилитации после ранения, но продолжаю служить. В начале спецоперации был мобилизован. Было это 21 февраля 2022 года, а уже первого марта мы были под Херсоном. На бронепоезде мы попали на правый берег Днепра, откуда осенью 2022 года отошли на левый. А в январе 2023 года мы вернулись в ДНР и с тех пор работаем под Угледаром.

Там продолжаются упорные бои, но какого-то серьезного продвижения пока нет. С юга обходят – Запорожское направления, с севера – Новомихайловка, Георгиевка, Марьинка. Вот село Никольское, известное. Знаете? Там монастырь, в котором до сих пор монахи живут. Порядка восьмидесяти человек. Никуда не уходят. Отец Зосима предсказывал все это и построил там подземные коммуникации. Вот там они до сих пор и находятся. Ждут нашей победы.

- Вы сказали, что были мобилизованы, но так-то, насколько мне известно, с 2014 года воюете. Верно?

- Все верно. Понимаете… когда начался "майдан", все, кто жил тогда в Донецке, считали себя украинцами и не видели в том ничего зазорного. Как-то даже привыкали к украинскому языку в документообороте, но сперва грянул майдан Ющенко в 2004 году, а потом следующий – в 2013. Все это перешло в стадию открытого противостояния, и мы стали понимать, что Украина теперь – анти-Россия. То есть украинец уже не мог быть русским.

Первое событие – возвращение "Беркута" с "майдана". 23 февраля мы встречали ребят у здания ОГА, где памятник Шевченко. Он, кстати, до сих пор там стоит. Мы с памятниками не воюем. Так вот люди встречали их, аплодировали.

А уже через неделю в Киеве произошла смена власти, а исполняющим обязанности президента стал Турчинов. Тогда же здесь начались первые митинги. Причем, митингов было сразу два. Рядом со зданием ОГА состоялся проукраинский митинг, организованный действующей властью, а параллельно на площади Ленина митинговали сторонники России. Люди сперва даже не понимали. Они ведь шли на пророссийские акции, но приходили, видели украинские флаги и терялись.

То были мирные протесты. Люди ходили по центральным улицам, размахивали флагами, скандировали лозунги. Ничего противозаконного. Разве что на проезжую часть выходили, да. Больше месяца все это продолжалось. Каждые выходные. Я в тех митингах участвовал и все мое окружение.

Тут нужно уточнить, что я не был госслужащим или силовиком, а потому не должен был выбирать между присягой Украине и здравым смыслом. А многим силовикам приходилось. А там у кого-то пенсия уже вот-вот и все такое. Чтобы принять нашу сторону, им нужно было отказаться от всего этого, отойти от присяги, от коллектива. Это серьезно. Внесистемным легко рассуждать, но, если ты работаешь в системе много лет… я им не завидовал.

Я делал то, что считал нужным. Весь март проходили митинги, а в начале апреля мы прорвали оцепление на ОГА, возвели баррикады и остались внутри. Каждый вечер я ходил туда, поскольку все ожидали начала штурма, зачистки. Помню, как оставлял дома ключи и документы, поскольку был вариант уже не вернуться. Я прощался с женой и уходил ждать начала штурма. Люди съезжались со всей области: из Мариуполя, Шахтерска, Тореза. Иные работали в шахтах, после смены приезжали к ОГА, ночевали, а утром снова ехали на смену. А потом протестующие взяли областное управление СБУ. Я там был.

- Я, кстати, тоже. Верно ли понимаю, что зачистка ожидалась именно ночью?

- Да. Мы днем работали или проводили время со своими семьями, а вечерами приходили туда. Было понятно, что какое-то противостояние, если оно будет, начнется в темное время суток. Потому все мы держали связь.

Двенадцатого апреля мне позвонили и говорят: "Мы сейчас в Славянске и тут началось. Штурмуем горотдел. Если готовы, то приезжайте". На рассвете я уехал в Славянск. В тот день был взят горотдел Славянска Стрелковым и его людьми. Они устроили штаб в здании городского СБУ.

Потом встретились со Стрелковым и людьми, которые там собрались. Они сказали, что дали горотделу Краматорска время до 16.00, чтобы подумали и перешли на нашу сторону. В половине четвертого выехали в Краматорск, чтобы поговорить с силовиками.

Начальник горотдела вышел встречать. Он был настроен проукраински. Сотрудникам своим приказал забаррикадироваться и занять оборону. Сам вышел и сказал: мы не согласны, подумайте. И отошел в сторону. Долго продолжались переговоры, а потом начался штурм. Вошли туда уже затемно. Была перестрелка. Они отстреливались сверху. Мы взламывали двери. Зашли в горотдел.

Агрессии какой-то не было. Тогда еще ни к ВСУ, ни к милиции ее не было. Зашли, поговорили с ними и уехали в Славянск. Оружия, кстати, в горотделе почти не было. А на следующий день я уехал в Донецк, где семья и работа. Вообще весь этот "славянский период" я мотался туда-сюда. Возил добровольцев в Славянск.

В какой-то момент стали появляться украинские блокпосты. По началу проезд был свободным, но потом украинский десант взял гору Карачун, аэродром. Выставили блокпосты, а Славянск попал в окружение. Как гражданский, я мотался между Донецком и Славянском. Туда ехал – вез медикаменты и людей, а оттуда забирал женщин. Продолжалось это пару месяцев.

Украинские посты были смешанными – ВСУ и "Правый Сектор"*. Разница уже тогда бросалась в глаза. ВСУ – обыкновенные молодые ребята. У "Правого Сектора" уже были "глоки" и "форты", они уже были с какой-то своей атрибутикой.

Свозил семью к родственникам в Россию, чтобы показать жене, куда ехать, если ситуация выйдет из-под контроля, а когда вернулся, группировка вышла из Славянска в Донецк. Там мы и встретились. Тогда уже начало формироваться подразделение. Часть ушла на Шахтерск, Мариновку. Бои уже ежедневно шли. Очень все сложно было.

А на День независимости Украины пошло наступление, и всюду их от Донецка отодвинули. Блокпост же стоял за выездом из Донецка, сразу за стелой, а в километре был украинский блокпост. Также ВСУ стояли перед Старобешево. Не доезжая до Нового Света, уже стояли ВСУшники. Они пытались перерезать дорогу в Шахтерск, где уже шли бои. Но 24 августа их отодвинули за Комсомольское, Седово, до Безыменного. Их отодвинули до Шахтерска. Всюду, кроме Марьинки. Там тоже была атака, но пройти не смогли.

Все это произошло в один день. Полная неожиданность для Украины. Мы освободили юг. Иловайск, Старобешево, Комсомольское. Это все было освобождено и там стали формироваться наши бригады. В Горловке – Горловская бригада, в Комсомольском – Первая Славянская бригада.

- А вы чем в ту пору занимались?

- Когда сформировался армейский корпус, я в штабе стал начальником одной из служб.

- Сейчас читатель запутается. Почему Армейский корпус, а не корпус Народной милиции ДНР?

- Народная милиция – плод Минских соглашений. Согласно одному из пунктов, в республиках могли формироваться лишь вооруженные милицейские подразделения. Армейский корпус начали формировать в начале осени, когда мы освободили больше территорий. А в феврале уже шли интенсивные бои за Дебальцево. Это уже второй "Минск". Путин встречался с Порошенко, а в это время продолжался штурм города. Порошенко еще потом возмущался, что по "Минску" Дебальцево должно было остаться за Украиной.

- Не только возмущался, но и требовал вернуть…

- Конечно! Когда садились за стол переговоров, бои продолжались. В общем, до конца 2015 года я был начальником службы в штабе корпуса, а потом сформировалось Министерство обороны ДНР, и я перешел в него. Министром тогда был Кононов.

Вообще Минские соглашения должны были вывести этот конфликт из военного в политическое русло. Для Украины это был шанс на спасение, но западные политики нам уже объяснили, что Киев лишь тянул время и наращивал силы.

У нас ведь были тогда перемирия: Хлебное, Школьное, Новогоднее. Много их было. Военнослужащим запрещалось стрелять в сторону Украины. Это всячески пресекалось, проводились разбирательства. Отвечать было нельзя и нельзя провоцировать. Каждый выстрел проверялся. Был создан Центр координации и контроля, следивший за соблюдением перемирия. ОБСЕ тоже ездили, выполняя свои шпионские миссии.

А я проходил службу до момента убийства Александра Захарченко. Тогда МО расформировали и создали Управление НМ при главе республики. И я ушел в запас.

Люди из первой волны, вставшие на защиту Донбасса по идейным соображениям, не были кадровыми военными. Встречались представители МВД, но большинство имели гражданские профессии. Потому мы, как люди невоенные, ушли в запас. Это было начало 2019 года.

- Трудно было адаптироваться на гражданке?

- Да нет. Я ведь был человеком самостоятельным, обеспеченным. Пришло трудное время – занимался войной, а как стало чуть спокойнее, вернулся к работе. Гражданским, по-моему, легче реализовать себя в мирной жизни, чем профессиональным военным.

До войны я занимался оказанием юридических услуг, был руководителем коммерческой фирмы. После увольнения снова открыл ее и продолжил оказывать услуги в сфере недвижимости. Армия ведь отнимает почти все твое время. Дети растут, а ты не можешь уделить им внимание, поскольку тебя постоянно нет дома.

Мой сын в 2014 году окончил второй класс и все его детство пришлось на войну. Он не видел своих бабушек, поскольку те жили на территории, подконтрольной Украине. Он не мог полноценно гулять на улице. Все детство провел либо дома или в школе. Пока я служил, мы ни разу не выезжали в отпуск на то же море. Для семьи это трудно.

Сейчас мобилизованным тоже непросто в этом смысле. Спасибо президенту, что теперь строго следят за соблюдением графика отпусков. В нашем подразделении два раза в год на пятнадцать суток отпускают железно. На Херсонщине, кстати, мы находились далеко от семей, а сейчас воюем ближе к дому и это психологически легче.

- В 2018-19 году, когда уходили в запас, могли вы представить, что в 2022-м окажетесь на правом берегу Днепра?

- То, что окажемся в Херсоне, мы не могли представить себе даже когда шли в военкоматы, поскольку вопрос тогда стоял о выживании республик. Мы как-то привыкли воевать на своей земле, свои дома защищать. Знаете, все это время бабушки моих детей жили в 90 километрах отсюда, но эта территория контролировалась Украиной. До сих пор не могу попасть в дом, где вырос. В марте 2022 года мы подошли к окраинам поселка, но так пока и не освободили его.

Хорошо, что мама сейчас находится в Донецке. В 2022 году ее дом разбило. В тапочках и с пакетиком она приехала в Донецк через Запорожье, Мелитополь. Тогда еще пункты пропуска работали и она сумела добраться. До сих пор мне рассказывает, какие вещи остались дома, какие документы. Просит забрать, как только наши зайдут. Не знаю, что там забирать после прилета, если честно.

Сейчас вот украинское наступление провалилось, и мы наступаем. Надеюсь, что вскоре удастся попасть на малую Родину, в свой разрушенный дом. Может и правда что-нибудь из вещей найду. Мама, кстати, с одним пакетом приехала, но и ордена своего отца привезла. И фотографии тоже. Не все альбомы, конечно. Вот их бы найти.

- Какова сейчас обстановка на вашем направлении?

- Сложная обстановка. Слева и справа движение есть, а вот на Угледаре позиционные бои пока. У противника там и линия обороны приличная, и командование грамотное, и дроны в большом количестве.

Недавно по сети ходило видео, где боец от дрона вещмешком отбивался. Так вот это из нашего полка боец, из соседнего батальона. Там такая концентрация дронов, что, если ловят человека в посадке… хотя посадка – одно лишь слово. Стволы обугленные стоят. В общем, шансы выжить в такой ситуации не слишком велики.

Транспорт сейчас – расходный материал. Спасибо волонтерам за "газели", "буханки". Мы варим "мангалы", сетки натягиваем против дронов. С другой стороны, у ВСУ действительно ощущается нехватка снарядов, поскольку артиллерия стала работать реже. А вот дронов стало больше.

В населенном пункте бойцы передвигаются от подвала до подвала, короткими перебежками. На позициях тоже все больше в блиндажах. В открытую ходить нельзя. Но людей нужно кормить, людей нужно ротировать, а потому на месте сидеть невозможно.

- Вы упоминали о ранении. Расскажете?

- Я был заместителем командира батальона. Сейчас из-за последствий ранения не могу пока исполнять обязанности. Мне давали временную недееспособность, шестьдесят дней отпуска. Я пролечился, но ВКК пока не проходил. Я ведь пока не попал домой, мы не освободили свои территории. Не пойду пока на комиссию и продолжаю служить.

Что же до ранения, то мы постоянно прощупываем неприятеля, ищем слабые места. Шли бои за посадки, было продвижение на сто-двести метров. Нужно было держать эту территорию или отходить. Шел бой и нужно было подкрепление.

Привезли мы группу, высадили в застройке. Они спустились в подвал и ждали проводника, который отведет к месту боестолкновения. Беспилотник заметил нас и начался обстрел. Я в тот момент находился на первом этаже двухэтажки. Прилетела мина и меня завалило кирпичом. Взрыв был совсем рядом и стенка, возле которой я стоял, упала на меня. Меня так придавило к другой стене.

После взрыва подумал, что меня волной куда-то закинуло. Сильный сквозняк, как в вентиляционном канале. Я летел, света не видел. Слышал какой-то скрип, похожий на звук закрывающихся ставен или металлических ворот. Очнулся под завалом. Прошло минут тридцать-сорок. Я был тяжело ранен. Удалось откопаться. После этого группа, которая укрылась в подвале, ушла на задачу, а меня на бронетехнике эвакуировали в госпиталь.

Сперва доставили в полевой, но в итоге я оказался в нейрохирургии больницы Калинина. Та реанимировали. Было подозрение на перелом шейных позвонков. Двигаться не мог, были нарушения сосудов шеи. Потом в Москву, в военный госпиталь Вишневского.

Уже через два месяца передвигался с палочкой. Теперь вернулся в строй и пока выполняю задачи в отделе военно-политической подготовки. Буквально дней десять назад получил медаль "За отвагу". Представлен был ранее, но нашла она меня только сейчас. Кстати! Ранение-то я получил в День рождения мамы. На мне тогда православный крест был. Так я и теперь в нем хожу.

О других особенностях службы в Российской армии в интервью Замначштаба батальона "Скиф": Я здесь потому, что допустил происходящее своей безучастностью

*Организация, деятельность которой признана террористической и запрещена на территории РФ