14 сентября 1915 года в городке Новоархангельск Елисаветградского уезда Херсонской губернии родился Игорь Александрович Щорс. Герою гражданской войны на Украине Николаю Щорсу он приходился троюродным братом
Биография Игоря Щорса гораздо менее известна, но при этом ничуть не менее героическая. А может и более. Просто Игорь Александрович Щорс был разведчиком и оперативником НКВД, участником важнейших операций в годы Великой Отечесвенной войны и после неё. А о таких людях широкой публике, обычно, известно немного – песен о них не пишут, а фильмы снимают так, чтобы никто не догадался о ком речь идёт. Но подробности биографии И.А. Щорса таковы, что по ней вполне можно снять захватывающий супербоевик и написать не одну песню.
Начало биографии было вполне обычным: получил полное среднее образование – в стране, где стандартом была начальная школа, а семилетка – уже много. Поступил в Ленинградский горный институт, который закончил летом 1940 года. Новоиспечённый горный инженер был направлен на учебу в школу особого назначения НКВД СССР, где готовили – с учетом гражданских специальностей – оперативников, разведчиков и диверсантов. 20 июня 1941 года курсант Щорс стал выпускником, а уже 22 июня приступил к боевой службе.
Первоначально планировалось, что он будет направлен для подпольной работы на Украину или в Смоленск, но катастрофическое для Красной Армии развитие событий внесло свои коррективы. 15 октября в столице СССР вспыхнула знаменитая паника, в городе ввели осадное положение. Все руководящие органы страны, в том числе и НКВД, эвакуировались. Опасность того, что немцы ворвутся в Москву и её придётся оставить, была неиллюзорной, и к этому готовились. Именно на этот случай проводился ряд совершенно секретных спецмероприятий, непосредственным участником которых был Игорь Щорс.
Практически все важные как с идеологической, так и в хозяйственном плане объекты Москвы готовились к уничтожению. Заминировали Большой Театр, гостиницы "Националь" и "Метрополь", мощные заряды заложили в гостинице "Москва" и...забыли о них: взрывчатку нашли уже в наше время случйно при перестройке отеля. Многочисленные провода уходили по подземным коллекторам в неприметные или совсем уж неожиданные здания на окраинах тогдашней Москвы, где оборудовались пункты управления подрывом. Одна из таких станций, например, находилась в часовне на Рогожской заставе.
Щорс должен был взорвать часть московского водопровода, естественно, оставшись в Москве под вымышленной "легендой" инженера водопроводной станции. Кроме Щорса в городе планировалди оставить еще много людей, прошедших спецподготовку: инженеров, рабочих и даже людей совершенно творческих профессий, имена абсолютного большинства которых не упоминаются до сих пор. Известно, пожалуй, имя только одного из них – композитора Книппера, автора знаменитой песни "Полюшко-поле".
Общее руководство этими группами осуществлял опытнейший оперативник Михаил Маклярский, кстати, тоже уроженец Херсонской губернии. Вероятно, Щорс входил в одну из групп под непосредственным руководством Маклярского, так как вскоре они будут плотно работать вместе.
Столица воюющей страны – всегда место особого внимания со стороны спецслужб противника. Абвер активно засылал свою агентуру и до, и с началом войны, как для глубокого внедрения, так и для разовых диверсионно-террористических актов. Естественно, советская контрразведка старалась не только выявлять и уничтожать вражескую агентуру, но и использовать её против самих немцев. У НКВД был богатейший опыт создания легендированных "антисоветских" организаций для выманивания на нашу территорию разведчиков врага и использования их для дезинформации противника. Вот Щорс и стал участником минимум двух таких разведигр. Минимум, потому что таких операций было больше, но по ряду причин частично рассекретить в свое время решили только две из них: "Монастырь" и "Березино". Обеими руководил Маклярский, а в оперативную группу входил Игорь Щорс.
Через агента НКВД по кличке "Гейне" (он же "Макс") до немцев довели, что в Москве действует подпольная группа с хорошими связями в военных, административных и хозяйственных кругах. Для того, чтобы немцы поверили, агента Гейне (в миру – Александра Демьянова) Щорс и другие оперативники забрасывали как можно более натурально, то есть с огромным риском для Гейне. Можно представить удивление солдат вермахта, когда по заснеженному минному полю к ним бежал красноармеец с криком "Нихьт шиссен!" Впрочем, в абвере тоже сидели не глупые люди, а потому Гейне проверили и перепроверили десять раз. Вообще, до декабря 1941 года к информации об антисоветских группах в советском тылу немцы относились с прохладцей. Ведь война-то, по сути, была уже выиграна. Но после разгрома под Москвой пришло понимание, что дело затягивается, а потому люди, подобные Гейне уже вызывали неподдельный интерес.
После обработки и спецподготовки Гейне был заброшен обратно в Москву в качестве агента-радиста. Для Щорса началась ежедневная, кропотливая и очень ответственная работа. Необходимо было делать сразу одновременно несколько дел.
Во-первых, отслеживать и брать засылаемых немецких курьеров, а некоторых не брать, а, снабдив через Гейне нужной порцией дезинформации аккуратно и незаметно проводить снова к немцам, чтобы при переходе через линию фронта ни один волос с них не упал.
Во-вторых, готовить новые и новые данные, которые Гейне отправлял своим кураторам в абвере, учитывая, что время от времени деятельность "антисоветского центра" будут проверять заброшенные к нам "контролёры" противника – и часть из них выявить не удастся.
В-третьих, проверять самого Гейне, так как он был перевербованным агентом, а не кадровым разведчиком, и стопроценного доверия к нему не могло быть по определению.
По расплывчатым официальным формулировкам, операция "Монастырь" сыграла важную роль в дезинформации противника при подготовке разгрома немцев под Сталинградом, и в Курской битве. В 1944 году "Монастырь" плавно перешел в операцию "Березино" – Гейне отстучал по рации в абвер, что в белорусских лесах в советском тылу осталась крупная группировка немцев под командованием подполковника Шерхорна. Она не желает сдаваться и пробивается к своим. Естественно, группа нуждалась в оружии, боеприпасах, медикаментах и многом ином. Всё это исправно поставлялось "окруженцам" самолетами, забрасывались офицеры связи. Снабжение шло не один месяц: с осени 1944 года по… весну 1945-го, то есть именно тогда, когда все поставляемое группе Шерхорна вооружения и материалы были гораздо нужнее вермахту на фронте.
В задачу Щорса и других офицеров входили мероприятия прикрытия, чтобы никто не смог догадаться, что немецкими бравыми окруженцами были сам Щорс с товарищами. Разумеется, наличествовали и самые настоящие немцы из пленных, перешедшие на нашу сторону. При этом больше проблем было не в плане доверия Берлина, а в том, чтобы избежать ненужных столкновений с ничего не знавшими коллегами из "СМЕРШ" или войсками НКВД.
Так или иначе группу Шерхорна исправно снабжали всем необходимым до конца апреля 1945 года, буквально уже отнимая у вермахта последнее. По официальной терминологии это называется "отвлечение ресурсов противника на негодный объект". Самозванный супердиверсант Рейха Отто Скорцени до конца своих дней был убежден в том, что группа Шерхорна существовала в действительности.
После войны у Щорса начался самый секретный, но, вместе с тем, и самый интересный период его деятельности. Об "атомной гонке" периода войны, о том, как советская разведка смогла добыть атомные секреты США и тем самым значительно ускорить создание отечественной атомной бомбы, известно очень хорошо. О том, как работала советская контрразведка по дезинформации американцев в атомном противостоянии, известно гораздо меньше. Вот как раз Щорс, судя по всему, и был очень важным участником той грандиозной дезинформации, которую советские спецслужбы "скормили" американцам.
Одной из серьезнейших проблем для СССР было отсутствие разведанных месторождений урана на собственной территории. После перехода Восточной Европы под советский контроль, мы получили доступ к урановым месторождениям в Пече (Венгрия), Яхимове (Чехословакия) и в Родопах (Болгария). При этом венгерское и чешское месторождения были практически исчерпаны ещё немцами, а болгарское в Родопах (люди стершего поколения должны помнить популярные в СССР лёгкие сигареты "Родопи") – очень и очень бедным. Но, как говорится, чем богаты. Естественно, контрразведка максмально прикрыла советские работы и выдавала дезинформационные материалы об объёмах добычи и организации производства. Вот этим-то Щорс и должен был заниматься.
В 1948 году крупное месторождение урана нашли в Казахстане. И с этого момента роль восточноевропейских месторождений... возросла! Именно так. Потому что теперь они стали главными объектами дезинформации американцев. Те не должны были ничего знать о том, что СССР имеет собственный уран, и по-прежнему должны были считать, что советские атомные программы зависят только от Восточной Европы. Высокопрофессиональный специалист в области дезинформации и по совместительству горный инженер Игорь Щорс явно оказался на своем месте – на родопском месторождении. Голову американцам морочили очень долго, они ничего не подозревали вплоть до конца 50-х годов.
К тому времени в жизни Щорса произошли новые изменения. Несколько лет он проработал в Комитете информации при МИД СССР, то есть во внешней разведке. Характер и направление его деятельности здесь неизвестны.
А в 1954 году Щорса уволили из органов. Связано это было с хрущёвской чисткой спецслужб после расстрела Берия. Тогда штаты сильно сократили, из органов уволили большое количество высококлассных разведчиков и контрразведчиков – и это хорошо, если просто уволили. Для многих, как, например, для Судоплатова, всё закончилось значительно хуже. Последствия этих решений разгребали вплоть до 60-х годов.
Щорс в разведку больше не вернулся – до 1977 года работал горным инженером и начальником угольной шахты на Чукотке. Считается, что попросился туда сам... Шахту он превратил в образцово-показательное предприятие, значительно улучшив и производительность добычи, и уровень жизни работников.
Потом вернулся в Москву, работал директором плавучего дома отдыха санаторного типа, организованного на теплоходе "Лев Толстой".
Умер Игорь Александрович в 1998 году, став свидетелем распада страны, безопасности которой он посвятил значительную часть своей яркой и насыщенной жизни.
